Десять лет я проспал. И все чаще я слышу отдаленный, томительный гром — то ли яблоки в августе бьются о крышу, то ли все-таки дело в другом. Десять лет всенародное Оле-Лукойе крутит зонт, не жалея труда…А когда я проснусь, то увижу такое, что уже не засну никогда.
Такое, впрочем, уже потихонуку происходит. Что-то будет, когда и если сон, таки, спадёт...
Вот, например:
сегодня (12 авг. 2009) около 10:30 утра в Ингушетии, в столице республике Магасе, в собственном кабинете двумя неизвестными в масках расстрелян из автоматического оружия министр строительства Ингушетии Руслан Амерханов, помошник министра ранен, террористы скрылись...
А вчера в Грозном обнаружены трупы врачей супругов Заремы Садулаевой (32) и Алика Джабраилова (33). Они работали в связанной с Детским фондом ООН (UNICEF) организации "Спасём поколение", оказывали помощь детям, пострадавшим от боевых действий, по данным UNICEF убитые помогли прооперировать более 100 детей в Чечне.
10 августа около 14.00 Зарема Садулаева (глава "Спасём поколение") и её муж были похищены. Неизвестные вооруженные люди увезли их на автомобиле "Жигули". "Люди, похитившие Садулаеву и ее мужа, не представились и не предъявили никаких документов. Они увезли правозащитников в неизвестном направлении, Спустя некоторое время похитители, часть из которых была в гражданском, а часть - в военной форме черного цвета, вернулись и забрали из офиса мобильные телефоны супругов, компьютер, некоторые документы, а также угнали стоявший на улице автомобиль Джабраилова, - сообщил Интерфакс.
На следующий день, т.е. вчера, 11 авг. 2009, в 04.00, тела Алека Джабраилова и его жены Заремы были найдены со множественными ранениями в багажнике машины "ВАЗ-2107", принадлежавшей убитому. Машина находилась в десяти метрах от входа в республиканский реабилитационный центр на улице Мансурова.
Зарема Садулаева
В апреле 2005 года силовиками во время спецоперации был похищен тогдашний руководитель организации "Спасём поколение" Мурад Мурадов, 1976 года рождения. Из его квартиры неизвестными лицами в военной форме была увезена оргтехника, документы организации и база данных на 3000 человек, в основном детей-инвалидов, получивших увечья от минных подрывов. Позже изуродованное до неузнаваемости тело Мурада Мурадова было возвращено родителям. В документе из прокуратуры, которым родственникам разрешалось забрать труп, говорилось, что никаких обвинений против Мурадова не выдвинуто.
А ещё, накануне, 9 авг. 2009, 16-летний житель села Сержень-Юрт Шалинского района Чечни Шамхан Шамилев был насильно увезен из дома вооруженными лицами в камуфляжной форме. 10 авг. ночью его труп был выброшен на окраинеего села.
Дмитрий Быков о юбилее - Десятилетии Путина
Я невесел с утра по какой-то причине — назовем ее левой ногой. И пока все кричат об одной годовщине, я хочу говорить о другой. Я и рад бы чего сочинить веселее, а не в духе элегий Массне, но хочу говорить о другом юбилее — «Десять лет пребыванья во сне».
После долгих интриг, катаклизмов подземных и скандалов у всех на виду — в августовские дни утвердился преемник в девяносто девятом году. Он кого-то пугал, он тревожил кого-то, а иных осчастливил сполна… Только мною на миг овладела зевота: я решил, что от нервов она. И покуда чеченцам грозил его палец под корректное «браво» Семьи — почему-то глаза мои плотно слипались, и боюсь, что не только мои. И покуда мы дружно во сне увязали — ни на миг не бросая труда, он все время мелькал пред моими глазами: то туда полетит, то сюда… Всем гипнологам практики эти знакомы, хоть для свежего взгляда странны. Это было подобье лекарственной комы для больной, истомленной страны — ей казалось, ее состоянье такое, что лечение пытке сродни, что она заслужила немного покоя и долечится в лучшие дни. И заснула, как голубь средь вони и гула, убирая башку под крыло… Помню, что-то горело, а что-то тонуло — но я спал, я спала, я спало. В этом сне перепуталось лево и право, ложь и истина, благо и зло — а когда началась нефтяная халява, так меня и совсем развезло.
Что мне снилось? Что здесь завелись хунвейбины (не за совесть, а так, за бабло); что кого-то сажали, кого-то убили, но почти никого не скребло; тухловатый уют в сырьевой сверхдержаве расползался, халява росла, много врали, я помню, и сами же ржали — но ведь это нормально для сна! И начальник — как Оле-Лукойе из сказки, но с сапожным ножом под полой — создавал ощущение твердой повязки на трофической ране гнилой. И от знойного Дона до устья Амура все гнила она в эти года — под слоями бетона, под слоем гламура, под коростою грязи и льда, и пока нам мерещились слава и сила, вширь и вглубь расползалось гнилье, и я чувствовал это, но все это было, как обычно во сне, не мое. Позабылись давнишние споры и плачи — вспоминались они как кино. Я не верил уже, что бывает иначе. Если так, то не все ли равно? Я не верил уже, что на этом пространстве, где застыла природа сама, — задавали вопросы, не боялись острастки, сочиняли, сходили с ума; все наследники белых и красных империй в густо-серый окрасились цвет; я не верил уже, что бывает критерий, и привык, что критерия нет. Так мы спали, забыв о ненужных химерах, обрастая приставками лже-… Между тем он работал, как раб на галерах, — или нам это снилось уже?
Иногда, просыпаясь на самую малость, — полузверь, полутруп, андрогин — я во сне шевелился, и мне представлялось, что когда-то я был и другим; видно, так вспоминают осенние листья, что шумели на майском ветру, — но за десять-то лет я отвык шевелиться, так что сам говорил себе: «Тпру!» Я не верю, что дело в одном человеке, но теперь его отсвет на всем: я смотрю на него, и опять мои веки залепляет спасительный сон.
Словно старая пленка, темна и зерниста, словно старая кофта, тесна, — длилась ночь, и росла моя дочь-озорница, и тоска моя тоже росла; рос мой сын — и ему уже, кажется, тесно в этой душной всеобщей горсти; рос мой сон, и росло отвращенье, как тесто, но никак не могло дорасти, не могло дотянуть до чего-нибудь, кроме обреченной дремоты ума, потому что достаточно пролито крови, а других вариантов нема.
Десять лет я проспал. И все чаще я слышу отдаленный, томительный гром — то ли яблоки в августе бьются о крышу, то ли все-таки дело в другом. Десять лет всенародное Оле-Лукойе крутит зонт, не жалея труда…
А когда я проснусь, то увижу такое, что уже не засну никогда.
